Каталог статей

Главная » Статьи » Юмор армии и флота » Смешные будни военной прокуратуры

Честь имею!

Евгений Малышев

Памяти Александра Геннадьевича
Симакова посвящаю...

    А это повествование о людях не совсем обычных. О судьях военных и гражданских. Необыкновенных. Людях, всегда правых. Людях, всегда и во всём сомневающихся. Разных людях. Умных и не очень. Толковых и без. Но одинаково надутых и амбициозных. Так как именно судья ставит свою подпись на заключительном документе уголовного дела, именуемого приговором.
    За время следственной практики их на моём жизненном пути встречалось великое множество. А начнём мы, пожалуй, с самого начала.
    Небольшой провинциальный городок Лесосплавск. 80-е годы прошлого столетия.
    Вновь прибывший судья городского суда был, на удивление, мягок в применении наказания к злостным хулиганам.
    Участковый, сбив ноги до самой задницы, собрав на «мелкого хулигана» целый ворох бумаги, приводил его к судье.
    Побеседовав с мелким злодеем несколько минут, судья выносил вердикт. Трое суток или, в крайнем случае, пять суток. Никакие просьбы и увещевания не помогали. Получалось, что участковый на оформление злодея тратил времени гораздо больше, а результат?
    Все кончилось в одночасье.
    Осудил наш судья злостного рецидивиста дядю Васю Кapaсева. И осудил он его за избиение собственной жены. Ну, дело-то житейское! Подумаешь, накатил бабе, делов - то!
    Судья беседовал с ним довольно долго. Дядя Вася прослезился, устыдившись своего безобразного поведения в быту, и пообещал впредь никогда не допускать подобных инцидентов.
    К слову сказать, суды снимал хатенку совсем неподалеку от своего «крестника».
    Определив дяде Васе чисто символическую меру наказания, молодой суды успокоился и втайне загордился тем, что он просто так, легко исправил и перевоспитал матерого уголовника.
    Однако рановато он радоваться задумал. Не прошло и недели, как, возвращаясь домой, он был привлечен женскими воплями, доносившимися из дворика дома дяди Васи.
    Подойдя к калитке, судья увидел, что во дворе дядя Вася занимается своим привычным семейным делом, то есть, попросту лупит свою жену. Все как обычно! Дело-то житейское. К тому же дядя Вася был, как всегда, весьма нетрезв.
    Молодой судья решительно вмешался и взялся «разруливать» сложившуюся ситуацию.
    Со словами: «Как вам не стыдно, Василий Петрович! Ведь вы же мне обещали!» - он неосмотрительно приблизился к дяде Васе на расстояние вытянутой руки.
    - А ты-то чего встреваешь? - взорвался дядя Вася, не прерывая своего занятия и не оценив, кто именно там посмел вякать в его сторону. После чего он внезапно и сильно дал в глаз «миротворцу».
    Получился, естественно, синяк.
    Но зато с тех самых пор не было в Лесосплавске судьи, который бы столь безжалостно и без особых разбирательств нарезал «мелким хулиганам» срок не менее 15 суток! Личный опыт, а это многое значит!

    «А судьи кто?» - говорил Чацкий. Различные судебные ситуации возникали во время процессов. Неизменным оставалось лишь одно и то же причитание судей любого ранга и квалификации.
    «Я сомневаюсь. Сомнение. Опять сомнение!». Да я бы всем им, сомневающимся, памятник воздвиг нерукотворный. И пусть бы к нему тропа не зарастала. Это словосочетание до того въелось в кровь судейскую, что ни одного судебного процесса не прошло без этого. Одновременно это же словосочетание всегда давало пищу для размышлений и шуток.
    Чтобы не смеяться громко во время такого серьезного мероприятия, еще до начала оного я привык рассказывать судьям один и тот же анекдот, у которого за время моей службы выросла огромная, до колен, борода.
    В отпуск убывает один из судей и просит коллегу по ремеслу:
    - Когда я уеду в отпуск, то ты, будь так любезен, посматривай за моей женой. У тебя ведь балкон выходит на окна моей квартиры.
    Возвращается из отпуска:
    - Ну как?
    Коллега:
    - Да вроде бы все нормально. Но однажды вышел на балкон покурить. Смотрю, у тебя в зале шторы раскрыты, свет горит. А твоя жена сидит на коленях у какого-то здоровенного хмыря!
    - А что делают?
    - Пьют вино, целуются. На столе фрукты, вино!
    - А потом?
    Коллега:
    - Потом она пошла в душ и вернулась обмотанная полотенцем!
    - А потом?
    Коллега:
    - Потом он в душ пошёл. И вышел тоже в полотенце!
    Первый (с ужасом):
    - А потом?
Коллега:
    - А потом он взял её на руки и понес в спальню. А спальню с моего балкона не видно, поэтому ничего сказать не могу!
    Первый чешет в затылке:
    - Сомнение! Опять сомнение!
    Так или примерно так всегда было в процессах. Кроме того, в период великой перестройки пострадала не только военная прокуратура от того, что в неё набилось разного народа всех мастей и политруков из различных родов войск, но также и от того же пострадал военный суд, где подобных людей было, конечно же, поменьше, но тоже достаточно много.
    Честно говоря, нет ничего муторнее, когда председательствующий в суде ведет процесс так, что, кажется, вот-вот ты надолго заснёшь.
    Читает и задает вопросы монотонным голосом, как пономарь скучную молитву. Но бывают и исключения.
    Однажды в военный суд Приморского гарнизона был назначен выпускник ускоренных юридических курсов при университете, участник афганской войны майор юстиции Панюшкин.
    Хочу сразу же сказать подробнее о том, что Андрей мне лично импонировал своей неуёмной любознательностью.
    Будучи от природы замполитом артиллерийского подразделения, он навсегда сохранил желание во всем разбираться до конца.
    Исполняя обязанности секретаря судебного заседания, он неоднократно изгонялся из самого процесса, так как постоянно пытался задавать участникам процесса интересующие его вопросы, совершенно не имея права это делать.
    И, наконец, счастливый день настал. Указом Президента РФ он был назначен федеральным судьёй!
    И надобно беде случиться такой, оказался я в роли государственного обвинителя на его премьере в качестве председательствующего по делу!
    Впрочем, всё по порядку.
    Утром меня вызвал к себе прокурор гарнизона и, матерясь, поручил осуществить поддержание государственного обвинения по уголовному делу матроса контрактной службы Ибадуллаева, обвиняемого в совершении злостного хулиганства в отношении гражданки Семёра.
    Краткая фабула дела выглядела так: матрос - контрактник, находясь в увольнении, познакомился с приятной во всех отношениях дамой по фамилии Семёра. Поскольку глаза их встретились, то они, конечно же, сразу же полюбили друг друга.
    Таким образом они любили друг друга несколько раз. А будучи по национальности татарином, Ибадуллаев ошибочно посчитал, что он теперь полновластный хозяин и почти муж указанной гражданки. Вернувшись после внезапного выхода его корабля в море на непродолжительное время, был немало удивлён тем фактом, что его место уже занято очередным возлюбленным Семёры.
    Не потерпев такого ужасного положения вещей, разгневанный военный матрос с удовольствием набил морды всем окружающим (досталось даже родной сестре потерпевшей, проживавшей на второй половине двухквартирного дома). Но этого ему показалось недостаточным.
    В качестве дополнительного наказания он сокрушил имеющуюся в квартире мебель и развалил кирпичную печку, столь необходимую в зимних условиях. Затем он стал гонять изменщицу в районе ул. Трудовой, оглашая окрестности призывными воплями.
    Пока он занимался устройством личной жизни, наступил предел терпению командования бригады, и матрос был в срочном порядке уволен со службы по контракту, так как имел массу взысканий. Его «семейная» жизнь и служба закончились одновременно.
    Две недели обдумывала сложившееся положение потерпевшая, а затем пошла с заявлением в милицию.
    К удивлению, виновник был быстренько задержан и арестован. По окончании предварительного следствия дело было передано прокурору для утверждения обвинительного заключения.
    Однако мудрый прокурор сразу же усмотрел, что виновное лицо, подлежащее направлению в суд; на момент совершения преступления являлось военнослужащим.
    Прокурор принял правильное решение, и уголовное дело направил для рассмотрения в военный суд гарнизона, где оно попало в надёжные руки Андрея, который истомился в ожидании своего звездного часа.
    Процесс пошёл. Замечательно поставленным железным голосом замполита Андрей стал зачитывать обвинительное заключение. Народ слушал очень внимательно до тех самых пор, пока он не зачитал фразу, которая по тексту звучать должна была так: «Затем на площади Трудовая, Ибадуллаев завёл потерпевшую за дом № 7...». Однако он озвучил её следующим образом: «Затем на площади Трудовая Ибадуллаев завёл потерпевшую задом...».
    Он растерянно замолчал, а я с места подал вполголоса реплику: «Ого! 117-я УК РФ нарисовалась!» 117-я на нашем языке означала статью «изнасилование».
    Он затормозил окончательно, затем громко поправился: «Извините! За дом № 7!» - и, уже обратившись ко мне, добавил: «Товарищ гособвинитель! Перестаньте превращать процесс во встречу со Жванецким!» На что я отреагировал: «А вы внимательней читайте, товарищ председательствующий!»
    Инцидент был исчерпан, и процесс продолжался.
    На перерыве я не замедлил подпортить ему настроение. Весь в предвкушении провозглашения приговора злодею Ибадуллаеву, он как-то вяло пропустил мой вопрос: «Скажи, Андрюха! Тебе когда при откате по голове попало? В училище или в Афгане?»
    Он ненадолго задумался и ответил: «В училище», - а затем подумал и спросил: «В смысле, почему по голове и причём здесь выстрелы из орудия?»
    «Ну, ты же артиллерист! А когда заряжающий во время выстрела не успевает убрать голову, то ему орудийным стволом как даст по голове! Они обычно после этого на судей выучиваются!»

    От такого сравнения Андрюху покоробило, но он стоически перенёс на ногах такой наезд и даже не возмущался.
    А приговор Ибацуллаеву он вынес. Правда, с учетом годичной отсидки виновного в течение производства следствия ему выписали несколько месяцев лишения свободы. Всех это устроило в высшей степени.
    Вторично он достал меня своими домогательствами во время очередного судебного процесса по уголовному делу, где был совершён суицид.
    …Фабула дела была проста и незатейлива. Повесился матрос, доведённый до отчаяния домогательствами старослужащих. Вот только повесился он на очень высокой ветке. Да ещё какая-то зараза, обнаружив труп, обрезала брючный ремень (на котором он повесился), после чего свалила с места происшествия и никому ничего не сообщила.
    Я был вызван в судебное заседание в качестве свидетеля, так как именно я осматривал место происшествия.
    Андрей Андреевич был серьезен и непреклонен. Злодеи-военнослужащие сидели в клетке.
    Народу в зале было достаточное количество, так как в воспитательных целях командование части согнало на судебное заседание весь свободный личный состав, который усиленно спал во время процесса и происходящим в зале не интересовался.
    Итак, Андрей Андреевич, предупредив меня об ответственности за дачу заведомо ложных показаний, резко взял с места в карьер.
    - Как вы думаете, свидетель? Мог ли потерпевший повеситься именно на этой ветке? - задал он мне свой сакраментальный вопрос.
    - Ну, если, как мы видим из протокола осмотра места происшествия, имеются следы его подхода к дереву, следы в виде содранной коры на дереве в районе ствола дерева и ветки, на которой обнаружены остатки брючного ремня, то, соответственно, необходимо сделать вывод о том, что потерпевший залазил на дерево самостоятельно. Кроме того, на трупе следов борьбы и волочения не обнаружено.
    Я обстоятельно ответил на вопрос, втайне надеясь, что с этим вопросом покончено.
    Но тут я не угадал! Следующий вопрос председательствующего заставил меня насторожиться.
    - У суда возникают сомнения, - веско заметил председательствующий. - В рамках судебного заседания мы произвели служебный эксперимент, и у нашего статиста ничего не получилось.
    А что мне в таком случае оставалось?
    - Видите ли, уважаемый суд! Видимо, ваш статист халтурил и не желал добиваться окончательного положительного результата, - ответил я, пытаясь развеять привычные сомнения военного судьи.
    Несколько секунд он размышлял над следующим вопросом, а затем глубокомысленно задал следующий:
    - Как, по-вашему, мог ли потерпевший повеситься на брючном ремне?
    Ну тут уж я взвыл и сварливо заметил:
    - А на каком же ему вешаться, по-вашему, на поясном ремне, что ли?
    - У суда возникают сомнения, что было именно так, - гордо возразил председатель.
    Тогда это очень сильно возмутило меня, и я, будучи от природы большим раздолбаем, оглянувшись назад, увидел, что, кроме меня и судьи, народные заседатели тоже придремали, сделал жалостливое лицо и бабахнул:
    - Граждане судьи! Дайте мне тренчик, т.е. брючной ремень, и я прямо здесь любого из членов вашего суда вздерну на этом стуле практически!
    Андрюха взвыл:
    - Вы оскорбили суд!
    А я возразил:
    - Вы задали мне идиотский вопрос и тем самым оскорбили меня!
    Вскоре Андрюха выгнал меня с процесса. А обвинительный приговор он все – таки вынес.
    Несколько позже Андрюха, находясь в командировке в суде одного из северных районов, куда одновременно судьба забросила и меня, длительное время рассматривал небольшое уголовное дело, которое, при соответствующем желании, можно было рассмотреть в течение нескольких часов.
    Однако что-то постоянно ему мешало успешно закончить процесс рассмотрения, и на мои неоднократные вопросы о перспективе он отвечал весьма уклончиво.
    Проживали мы с ним отдельно, то есть в разных гостиницах, И о его времяпрепровождении я мог только догадываться.
    Ситуация разрешилась довольно тривиально. В кабинет вошли помощник военного прокурора Василий Иванович и поведал страшную историю о том, какой позор он испытал от посещения совместно с Андрюхой продуктового магазина для покупки харчей.
    Уже в конце покупок, которые производились интеллигентно, в малых дозах, продавщица лабаза - толстая и крикливая тётка, брякнула Андрею:
    - И водки сразу берите больше! Не хрен потом по ночам шарахаться! Уж какую ночь спать не даете!
    В настоящее время он переведён к новому месту службы в центральные районы страны и там вершит людские судьбы! Дай Бог ему военной удачи и человеческого счастья!
    - Целищев! Вы нарисуйте схему дорожно-транспортного происшествия так, чтобы даже дураку   было понятно! А то нарисовали тут два зигзага на бумаге и думаете, что я всё разберу! - председательствующий по уголовному делу майор юстиции Девятериков вальяжно откинулся в судейском кресле.
    Затем он увидел, что я, сидя за столом государственного обвинителя, спешно стал делать пометки в своем красном блокноте. Лёха замахал руками: мол, оговорился. Но я, не прерывая своего гнусного занятия, ухмылялся в усы. Когда ещё он наступит на очередные судейские грабли, а тут вот оно.
    Несколько позже он стал сварливо высказывать мне своё «пфе», но было уже поздно.
    Примеров судейской мудрости можно приводить сколько хочешь, но недаром при обучении молодых следователей существует поговорка - пожелание: «Пишите постановления и другие документы так, чтобы даже военный судья мог всё понимать!»
    Это моё глубокое убеждение материализовалось враз во время расследования большого уголовного дела, причём самым неожиданным образом в письменном виде.
    «Умный» следователь районной прокуратуры составил протокол допроса обвиняемого в совершенно необычном для такого рода документов.
    Цитирую: «Я пришёл к гражданке Ивановой и предложил ей потрахаться. Она сказала, что она не против, тем более что сифилис она уже залечила. В результате такого сообщения у меня не наступила эрекция (то есть не встал)».
    Ну не понадеялся следак на компетентность в этом вопросе судей районного суда, вот и расшифровал всё как надо дословно, именно чтобы даже судьям было всё понятно.

    В одной из гарнизонных прокуратур, дислоцированной на территории нашего необъятного Приморского края, в должности «вечного дознавателя» до сегодняшнего дня проходит военную службу древний капитан 3 ранга. Еще молодым лейтенантом его откомандировали в военную прокуратуру гарнизона, и он остался в ней до конца своей службы и даже сверх предельного возраста.
    С годами Игорь Сергеевич накопил огромный опыт в расследовании уголовных дел и является в конторе, помимо прокурора и заместителя по следствию, сенсеем - наставником, воспитавшим не один десяток молодых следователей.
    Поскольку он все-таки бывший офицер-подводник, то смолоду получил соответствующую закалку. По части кого-нибудь разыграть или просто душевно попить водки ему до настоящего времени найдется мало равных в этом вопросе.
    Поскольку он принимал участие в расследовании практически всех уголовных дел в конторе, то с годами приобрел устойчивое отношение и к военным судьям, которых доводил до белого каления своими невинными шутками.
    В соответствии с требованиями старого УПК РСФСР в судебном заседании к Судьям надлежало обращаться просто: «Уважаемый суд!» или «Уважаемый председатель!» Однако Игорь Сергеевич, насмотревшись вражеских фильмов, на самом деле уже длительное время в суде использовал совершенно другую формулировку.
    Поскольку в суд его вызывали постоянно, то, принеся присягу о том, что не будет лгать в суде, он начинал обращаться к судьям не иначе как: «Ваша честь». Причем вставлял эту фразу многократно, густо перемежая свою речь таковым обращением.
    Зная заранее расклад, очередной судья быстренько заканчивал его допрос и объявлял:
    - Свидетель, вы свободны!
    Вот тут-то и наступал звездный час подлеца!
    Он подходил к двери, поворачивался лицом к составу суда и, приняв строевую стойку, громко произносил: «Честь имею!» После чего стремительно покидал зал судебных заседаний.
    Все - таки с принятием нового уголовно - процессуального кодекса РФ народные депутаты явно поспешили.
    Ну, трудно простому человеку, порой совершенно далекому от общего понимания происходящего в суде, сориентироваться и обратиться к судье как подобает.
    Эта грустная история была рассказана мне бывшим военным прокурором - криминалистом прокуратуры флота.
    Именно этого человека, несмотря на то, что его уже, к сожалению, нет среди нас в живых, я всегда буду вспоминать с особой теплотой. Это был пример высочайшего профессионализма и необузданного разгильдяйства в жизни.
    Кроме того, всё это сочеталось с таким огромным чувством юмора и здорового цинизма, что даже когда всех нас, его друзей, настигло известие о его внезапной кончине, в это реально никто не поверил. Даже в день похорон в группах его товарищей то там, то здесь возникал негромкий смех. Это так, не по-христиански, мы вспоминали Сашу.
    Для меня он навсегда остался в образе доброго человека и отличного товарища, не способного на подлость.
    Итак, несколько лет тому назад в одном из районных судов нашего Приморска было изобретено своего рода ноу-хау в части обращения к судье в судебном заседании. Александр прибежал ко мне и, не теряя времени, рассказал о том, как это было наяву.
    А дело-то было так. В дорожно-транспортном происшествии пострадал его одноклассник. Если к тому времени Александру уже исполнилось около полувека, то и его другу соответственно было столько же. Но в отличие от Сани его друг - одноклассник всю свою сознательную жизнь проработал сварщиком и, вполне естественно, его речь связывалась исключительно при помощи непарламентарных выражений. Сварщики, надо сказать, народ весьма эмоциональный и продвинутый! Кроме того, его друг довольно сильно заикался, и речь от этого дефекта у него была несколько замедленной.
    Поскольку Саша к этому времени уже занимался адвокатской практикой, оставив военную службу, то к кому же было ещё обращаться бедному пострадавшему?
    Надо отметить, что в результате совершённого наезда автомобиля он долго находился на излечении.
    Ситуацию надо было спасать, а бросить товарища на произвол судьбы Саша не мог и вступил в дело.
    Непосредственно перед судебным заседанием, заранее зная, что может произойти, адвокат специально для потерпевшего составил конспект допроса, зачитывая который, он должен был давать показания в судебном заседании.
    Предполагаемые вопросы суда адвокат обозначил маркером красного цвета, а ответы потерпевшего - чёрным. И дабы чего не вышло, везде в ответах он указал обязательное обращение к судье: «Ваша честь!»
    Процесс начался. И с первых же минут допроса потерпевшего присутствующие были шокированы его сообщением.
    На вопрос председательствующего – довольно молодой женщины – рассказать об обстоятельствах произошедшего в тот день потерпевший надолго задумался, а зaтeм бабахнул: «В тот день аллигаторы продали нашу «Одессу!».
    Произошло небольшое замешательство. Какие аллигаторы? Какая Одесса? Одесса вообще находится за границей!
    После трех наводящих вопросов было установлено, что аллигаторы - это богатые олигархи, а «Одесса» - это его родной плавзавод.
    Затем допрос приобрел исключительно нудный и затяжной характер, так как потерпевший долго объяснял, как они с мужиками в тот день долго писали заявление об увольнении, а затем отмечали это событие. Судья подгоняла потерпевшего нетерпеливыми вопросами, вызывая затруднение в его ответах, так как потерпевший боялся говорить много, опасаясь ненароком сказать что-нибудь этакое непечатное.
    За время допроса потерпевший ни разу не обратился к судье в установленной форме. Когда доведенная до отчаяния судья задала вопрос: «Так каким образом, вы в 23 часа 55 минут оказались на пешеходном переходе с мешком картошки за плечами и как вы отреагировали на то, что вас сбила машина!», - он вспомнил все.
    Он вспомнил, что к судье надо обратиться, вспомнил, что происходило в момент наезда на нею и его приятеля легкового автомобиля, подумал недолго и неторопливо продолжил свое повествование, обессмертив себя навечно:
    - Так вот, честь вашу! Когда нас сбили, я и сказал Сереге, лёжа на капоте: «Во, б..! Откуда он, этот козел, взялся?».
    Вот так и родилось ноу-хау по - приморски в деле правильного и официального обращения к судье.
    Глава бы получилась неполной, если бы я не упомянул в ней мою противную сторону, а именно - представителей защиты, то есть адвокатов.
    Их перед моими глазами тоже промелькнуло великое множество. Скажу сразу, что также, как и судьи, этот юридический клан имеет много общего между собой.
    И если среди судейского клана общим словом является «сомнение», то среди адвокатской братии ключевым является слово «гонорар».
    Приведу всего два небольших примера из судебной практики.
    Рассматривалось уголовное дело по факту изнасилования тремя военными строителями женщины лёгкого поведения, сотрудницы одной из многочисленных фирм досуга, которые после окончательной победы капитализма во множестве расплодились в нашем городе.
    Потерпевшая – молодая и эффектная блондинка – держалась в суде очень уверенно.
    Интересы подсудимых представляла группа женщин-адвокатов более чем зрелого возраста.
    Поскольку основной задачей защиты являлось большое желание сбить потерпевшую с толку, они особо напирали на то, что она сама является представительницей древнейшей профессии, пытались склонить её к показаниям о том, что именно её поведение спровоцировало такие последствия.
    Потерпевшая стояла на своих показаниях и на таковых настаивала с твердостью героев - панфиловцев, стоящих насмерть под Москвой в 1941 году.
    Ей действительно некуда было отступать. Однако бабушки - защитницы всячески сбивали её с мысли, хотя и безуспешно.
    Наконец одной из них в ходе допроса удалось добиться показаний потерпевшей, которая озвучила их примерно так: «Поняв, что изнасилование неизбежно, как крах империализма, я достала из сумочки три презерватива и раздала их подсудимым. Сделала это для того, чтобы не зацепить какую-нибудь заразу!»
    - Вот видите, уважаемый суд! - возопила адвокатесса. - Потерпевшая своими действиями просто спровоцировала этих юношей на этот поступок!
    Затем в качестве решающего аргумента она же продолжила натиск:
    - Порядочные женщины в сумочках презервативы не носят! Вот когда я была молодой, то никогда не носила в сумке подобные предметы!
    Разозленная девка довольно громко пробормотала себе под нос так, что ее слова достигли ушей всех участников процесса:
    - Да кто бы на тебя повелся, жидовская морда!
    У государственного обвинителя с грохотом упал на пол карандаш. Председательствующий по делу срочно уронил очки, и в течение 5 минут они что-то долго искали под столами. Остальные участники процесса выходили из этой ситуации каждый самостоятельно.

    Однажды дело было в суде второй инстанции, где моим оппонентом являлся адвокат с явно гомосексуальными наклонностями. Кроме того, обращаясь к председательствующему, он без конца твердил: «Как показал мой клиент!», чем бесил и меня, и председателя, умудренного жизнью полковника юстиции.
    В перерыве судебного заседания он подошел ко мне и елейным голосом сказал:
    - На вашем месте, коллега, я бы отказался от обвинения, так как доказательств вины моего клиента никаких нет!
    Вот такой дружеский совет.
    Будучи не совсем в настроении, я тактично буркнул интеллигентному оппоненту:
    - Я думаю, сядет он в тюрьму, и надолго. Залезет, как слива в задницу!
    Ошарашенный таким светским обращением, адвокат поспешил решил ретироваться.
    После возобновления слушаний я не удержался и сделал своему коллеге замечание.
    - Уважаемый суд! Моя противная сторона в обращении к своему подзащитному постоянно оперирует словами: «мой клиент», а это, согласитесь, напоминает публичный дом.
    Взвился адвокат и закричал:
    - Я протестую!
    - Потом будете протестовать! - устало возразил ему председатель и повелел секретарю внести замечание в протокол судебного заседания.
    А «в крайней степени невиновный» все же получил 9 лет лишения свободы за хищение партии оружия с военного склада.

<< Предыдущий Рассказы Евгения Малышева Следующий >>