Каталог статей

Главная » Статьи » Морские истории » Байки вспомогательного флота

Страна Монтенегро

        Станислав Сахончик

    На стене моего служебного кабинета уже много лет висит маленький белый вымпел с трехцветным, похожим на российский, флагом, и гербом, изображающим башню на вершине горы и надписью «Crna Gora». Это память о нескольких месяцах, проведенных в маленьком черногорском городке Биела, где наше судно проходило капитальный ремонт на судоремонтном заводе «Велько Влахович».
    До этого мы участвовали в нашумевшем подъеме остатков сбитого корейского «Боинга» на Сахалине и обеспечении кораблей восьмой оперативной эскадры в Индийском океане, где пароход изрядно поизносился, оброс водорослями и даже начал изредка дымить. Раздав горючее по кораблям, промыв и провентилировав топливные танки, судно через Суэцкий канал вошло в Средиземное море и затем в Адриатику...
    Адриатическое море прекрасно во все времена года, и февраль отнюдь не был исключением – плюс 20 градусов по Цельсию. Бухта возле города Херцег-Нови была окружена высокими горами, у подножья которых теснились нарядные белые дома с красными черепичными крышами, а на входе в бухту угрюмо серели некогда грозные форты старой турецкой крепости Топла. На горизонте выделялась заснеженная вершина горы Ловчен - символа Черногории. Вообще здешний пейзаж поражал всеми оттенками ярких красок и очень напоминал красивую открытку, создавая ощущение какой-то нереальности. Так красиво просто не могло быть. Мы, приученные к скромному обаянию русских пейзажей, долго к этому привыкали. Местные жители называют свою страну на итальянский манер «Монтенегро», что и означает «Черная гора»…
    Якорь с плеском вошел в лазурную, без морщинки, гладь внешнего рейда живописной Которской бухты, стих гул машины, и звенящая непривычная тишина надолго поселилась в каютах и кубриках. Закопченные заводские буксиры аккуратно ввели судно в плавучий док. Закрылся батопорт, насосы откачали воду, и корпус танкера грузно повис на кильблоках. Было немного странно и непривычно видеть громадное перо руля и   бронзовые лопасти гребного винта, изъеденные коррозией пластины катодной защиты и густую «бороду» тропических водорослей и ракушек - все то, что всегда находится глубоко ниже ватерлинии и обычно недоступно глазу.
    Первая неделя незаметно прошла в обычных ремонтных хлопотах и взаимных знакомствах. «Юги» оказались весьма дружелюбными, свойскими мужиками, некоторая несхожесть языков абсолютно не мешала взаимному общению, а обнаружившаяся их типично славянская склонность к потреблению спиртного наталкивала на всякие грешные мысли. Одно омрачало бытие - не было увольнений в город, не было денег, а мы, долго пробыв в море, здорово тосковали по земле, и просто рвались на сушу. Тем более что жить приходилось на судне, стоящем в доке, без камбуза и отопления. Народ начал проситься на берег. Капитан, скрепя сердце, все же разрешил половине экипажа сходить искупаться на маяк. С того дня и начался отсчет нашим приключениям...

Купание красных моряков

    Сходящие на берег были собраны в столовой экипажа, до слез проинструктированы помполитом Леонтьичем о правилах поведения за границей, получили сухой паек, и радостно галдящей толпой ринулись к трапу. У трапа стояли я (поскольку в этот день был вахтенным помощником) и капитан, заранее уже обеспокоенный последствиями увольнения (он слишком хорошо нас знал). Капитан исподтишка показал кулак двум штурманам, слишком уж бурно радовавшимся предстоящему свиданию с берегом и тяжело вздохнул.
    Мы проследили за тем, как шумная толпа моряков, с двумя гитарами и магнитофоном миновала заводскую проходную и в быстром темпе потянулась в сторону маяка.
    - Доктор, возьмите мой бинокль и с сигнального мостика проследите за нашими. Ежели кто зайдет по дороге в магазин, - сообщайте сразу, - сказал капитан перед уходом. - Не дай бог, спиртного купят да напьются! Оскандалимся же на всю Европу.

- Так у них же денег ни динара нету, Владимир Сергеич, на что брать-то?
- Эти найдут на что, - обреченно махнул рукой капитан и скрылся в каюте.

    Я взял на мостике капитанский 15-кратный бинокль и посмотрел в сторону маяка. Судно возвышалось над доком метров на 10, и весь городишко Биела был как на ладони. Народ, дойдя до маяка, уже разлегся на камнях позагорать, а кто посмелее - уже залезли в воду. В магазин никто не бежал, о чем я с сознанием выполненного долга и доложил капитану. Кроме того, нашлись более достойные объекты для наблюдения - в соляриях окрестных отелей загорала «топлесс» масса особей женского пола в самых различных позах. Купаться никто из местных и приезжих не рисковал, все же февраль, температура всего-то плюс 22 градуса, что по местным меркам явно не сезон.
    Насладившись зрелищем томно загорающих дам я, с сожалением, положил бинокль обратно и поплелся заниматься обычными дежурными делами. Надо было наблюдать за сварщиками, позаботиться об обеде, да и вообще у вахтенного помощника всегда масса самых разных занятий. Кроме того, сам Леонтьич, пыхтя и отдуваясь, забрался на сигнальный мостик и оттуда в бинокль, словно адмирал, озирал окрестности маяка - страховался. Однако все же не уследил! Видать, тоже на пышных дам отвлекся.
    День заканчивался, и вскоре из увольнения должны были вернуться наши. И они вернулись вовремя. Но как! Нестройная колонна, пошатываясь и оглашая окрестности пением, тащилась, перемешавшись с местным населением (тоже активно подпевавшим) подошла к воротам завода, которые сразу гостеприимно раскрылись во всю ширину, и направилась к плавучему доку. Все это здорово смахивало на первомайскую демонстрацию где нибудь в России. Потрясенные капитан с Леонтьичем молча созерцали за «восползанием» личного состава по многочисленным трапам дока на палубу танкера. Черногорцы снизу орали «Живели Русия!» и махали руками - прощались.
    Народ кое-как разошелся по каютам, а с командным составом начался «разбор полетов». Выяснилось, что черногорцы, здорово удивившиеся, что наши купаются в такую холодину (а море прогрелось только до 20 градусов, что по их понятиям очень холодно), быстренько притащили на маяк «для сугреву» несколько бутылей сливовицы и бочонок домашнего вина. Слабые возражения на эту тему просто не принимались, а разговор об отсутствии денег вообще был воспринят как личное оскорбление. Началось легкое застолье, плавно переросшее в бурную демонстрацию истинно славянской дружбы с распеванием русских песен под гитару. При этом некоторая несхожесть языка абсолютно никого не волновала.   В общем, «купание красных моряков» удалось на славу - все участники огребли по выговору, зато местное население чрезвычайно зауважало «русску марнарницу» за широту души и все последующие шесть месяцев ремонта мы прожили почти как у себя дома.

Подвиг парторга Васи

    Крановый механик Василий Сергеевич Суходеев был мужиком серьезным, малопьющим, по партийной линии взысканий не имевшим. С политотдельскими офицерами Вася благоразумно не ссорился, занятия посещал, конспекты ленинских работ вел регулярно, политику партии понимал правильно. Судовые краны и грузовые стрелы содержались в исправности, В общем, с подачи начальника политотдела бригады единогласно избрали Васю судовым парторгом.
    При всей положительности васиной натуры его существенным недостатком было полное отсутствие чувства юмора. На грубоватые шутки и подначки, неизбежные в морском мужском коллективе, он реагировал неадекватно - искренне обижался, чем только поощрял дальнейшие шутки. Поскольку повод подшутить над ним всегда находился, Вася часто ходил надутым.
    В увольнения на берег мы сходили, как тогда было положено на флоте, группами по пять человек под командой старшего и «до слез» инструктировались помполитом по поводу всевозможных провокаций со стороны агентов мирового империализма. Поэтому наши походы на берег, особенно вначале, часто напоминали вылазку группы глубинной разведки на территорию противника. Потом-то конечно, попривыкли, и перестали всех опасаться, но, по незнанию европейских обычаев, стали попадать в разные истории.
    Однажды Вася, будучи старшим группы увольняемых матросов из боцманской команды, поехал на автобусе по побережью, решив после вахты покупаться на одном из живописных маленьких островков Которской бухты. А островок этот, как после оказалось, был совсем непростой - на курортный сезон его арендовали французы под нудистский пляж. Ничего не подозревавшие морячки взошли на рейсовый «ферри - бот» и поплыли на остров. Сойдя на берег, купили билеты, сняли одежду в раздевалке и через дверь в ограде прошли на пляж. И тут-то началось…
    Увидев толпу совершенно голых мужчин и женщин, ребята, конечно, подрастерялись, тем более что охранники сразу же попросили их снять плавки, как это принято в подобных местах (одетой в плавки ходит только охрана). Матросы быстро выполнили команду, но, увы, закономерная физиологическая реакция молодых изголодавшихся в море организмов заставила их плюхнуться животами в песок и отвести глаза куда-нибудь подальше. А вот Вася плавки снимать категорически отказался. Ишь, мол, лягушатники, чего захотели! Партийный орган им покажи.
    Разумеется, голозадая французская общественность была глубоко возмущена такой вопиющей бестактностью, и наших морячков быстренько с пляжа, что называется, «выперли со свистом». Ребята с горя в кустах «уговорили» литровую бутылку «Звечево бренди» и прибыли на пароход слегка навеселе. Никого это, в принципе, особенно и не взволновало, если бы не история с пляжем, о которой Вася, как честный человек и коммунист, вечером доложил капитану.
    Партийная организация судна в глубокой задумчивости собралась в каюте помполита, чтобы обсудить «текущий момент». Что-то надо было делать, но что - никто не знал. Грозившую затянуться патовую ситуацию разрядил «особист», капитан-лейтенант Женя Максимов, прикомандированный к нам на период ремонта. Он числился на судне четвертым помощником и, для конспирации, отрастил в море курчавую пышную бороду, за что местные черногорцы его шибко уважали. Кроме того, Женя обладал незурядным чувством юмора и умением «разрулить ситуацию».
    - Сергеич, у тебя плавки-то какого цвета были?
    - Красные!
    -Ну вот, не мог же ты, понимаешь, красный флаг перед идеологическим противником спустить. Так что правильно и сделал, что не снял!
    В каюте помполита грянул хохот. Ситуация начальством была понята и оценена правильно. Репутация парторга Васи была спасена, но народ еще долго потешался над матросами, смакуя подробности в описании голых француженок и нудистских порядков. Сошлись на том, что француженки уж больно тощие и визгливые, а лучше русских женщин никого на свете просто не бывает.

Леонтьич и басмачи

    Пароход вывели из дока и ударными темпами начали ремонт палуб и надстроек. Естественно, что вся команда тоже яростно счищала ржавчину, грунтовала и красила. Все, включая капитана, ходили в перемазанных краской комбинезонах, увольнений не было, на берег сходили редко, в основном по делам. Удавалось изредка сбегать в кино в маленький кинотеатр по соседству.
    Югославы жили по европейским правилам - раскрепощенно, фильмы были тоже не совсем такие, как в то время у нас, более откровенные. Причем ограничений по возрасту никто не соблюдал. И тут вдруг с первого мая кинотеатр закрылся на ремонт, фильмы стали показывать в открытом зале на территории старой крепости, да еще и с 10 вечера. Народ взвыл - без культурной жизни стало уже невмоготу. Под давлением общественности капитану пришлось разрешить нам сходить в кино, но только под руководством помполита и то на какой- нибудь военно-патриотический фильм (где бы его еще и взять?). Перестраховывался кэп, знал, чем это может обернуться! Осталось только дождаться подходящего фильма. А их, как назло, и не было.
    Завпрод, закупавший в магазине продукты на камбуз, принес ежедневную газету «Миестна заедница» (которую мы для краткости именовали «задницей»), в которой было написано, что в крепости будет фильм «Черные пески» и хроника про битву партизан на Неретве. Народ воспрянул духом - вроде подходит, название нейтральное. Сразу собралась делегация к капитану.
    Тот, прекрасно помня, чем закончилось коллективное купание на маяке, сразу начал упираться, мол, неизвестно что за кино. Кликнули завпрода - тот поклялся, что фильм про басмачей из Каракумской пустыни, киностудии «Узбекфильм». Кэп недоверчиво сощурился: «А ты - то откуда знаешь?».
    - Дык, это, тащщ капитан, в «Заднице» так было написано! Кара-кум, черные пески и значит! - не моргнув глазом, подтвердил завпрод.
    «Ну ладно, черт с вами. Пойдут пятнадцать человек. А вы, товарищ первый помощник, - официально обратился капитан к Леонтьичу, - пойдете старшим. На всякий случай!». «Есть!» - грустно ответил Леонтьич, предвидя очередную неприятность от горячо любимой команды. Вечером дружная компания моряков уже восседала в креслах летнего кинотеатра. Помполит Леонтьич сидел в середине, подпираемый со всех сторон дюжими мотористами. Зал, несмотря на позднее время, кишел малышней. Пока шла военная хроника, Леонтьич сидел спокойно. Потом пошли титры фильма - восход солнца на фоне голой женской попы (кино-то было про похождения мамы с дочкой на испанском курорте «Черные пески»). Леонтьич, не увидев горячо ожидаемых каракумских басмачей и верблюдов, тоскливо огляделся и начал шепотом материться, глядя на чинно сидящих, невозмутимых мотористов, закрывавших ему выход со всех сторон. Потом, поняв безнадежность ситуации, успокоился и начал с неподдельным увлечением смотреть на экран, где полуголая мама обольщала пожилого миллионера.
    Фильм кончился, оживленные ребята, обмениваясь комментариями, собравшись группой, дождались Леонтьича. Тот, выйдя последним, напустив на себя серьезность, сказал:
    - Ну, блин, я вам этих басмачей еще дома припомню!» - и показал кулак ухмыляющемося завпроду.
    Кэп, разумеется, обо всем узнал, неожиданно развеселился и походы в кино разрешил, однако еще долго «прикалывался» в кают-компании по поводу Леонтьича, невольно возглавившего культпоход на порнушку.
    Он всегда был нормальным мужиком, наш капитан!