- А много. Например, что Рожественский отпетым дураком не был, и самодуром тоже. И то, что это было ну... как репетиция Первой Мировой. Генеральная репетиция, так сказать. После русско-японской все пошло в тираж - и сплошной фронт, и проволочные заграждения, и атаки цепью, пулеметы, крейсера-рейдеры... И революция в спину. Причем, большинство новшеств вводило, как сказал Ленин, "реакционное, отсталое и безграмотное русское офицерство".
    - Ну, Ленин - это Ленин... А японский флот просто был технически совершенней, и потому всех побеждал...
    - Ты уверен? Почему-то до гибели Макарова на "Петропавловске" Того избегал драться, да и какой он японский? Миноносцы сплошь английские, крейсера - французские. Броненосцы - да. Но за полста лет до этого в Японии вообще флота не было, ни одного суденышка паршивого, а тут броненосцы, да еще супер! Ну ничего себе? Откуда? Без помощи сбоку тут фиг обошлось.
    - Ну и что ты хочешь сказать?
    - А хочу сказать, что эту войну нам "союзнички" подсунули, еще по Крымской войне. Причем, даже подготовиться не дали. А когда япошки нам бока помяли, и мы решили дать бой - так подписали в Штатах этот Портсмутский мир. А годовалые большевики - первый съезд в Лондоне - ура! революция! Война и революция, и все из Лондона. Как тебе?
    Помолчали.
    - Что-то связиста долго нет. Как думаешь, при нем можно говорить про революцию?
    - Хрен знает. Парень недалекий, или прикидывается, но на стукача не похож. Думаю, можно. Хотя - кап-три на корабле второго ранга...
    - Связисты - не карьеристы.
    - Не скажи. Для связиста - надводника кап-три - это прилично. А может, "залетный"...
    - Может, спросить?
    - Да не надо. Захочет - сам скажет. Кстати, лейтенант Колчак по-нашему кап-три - в ту войну миноносцем командовал. И нехило командовал. Знаешь про то?
    - Не очень. Хотя Пикуль в "Три возраста Окини-сан" пишет про него нормально.
    Пить третью без хозяина не позволял этикет. Покурили в иллюминатор.
    - Может, выйдем, посмотрим?
    - Да ну... Ночь - как ночь, а до Цусимы еще далеко. Хозяин вернется, а нас нет. Сидим.
    - Ладно. Слушай, а чего ты еще читал?
    - Ну... в госпитале, на практике в Северодвинске, "Порт-Артур". Про несостоявшийся прорыв во Владивосток. От Макарова Того шарахался, как черт от креста. И надо же - первый минер России подорвался на мине... Невезуха какая-то.
    - А Степанов, он как, "по Ленину" пишет или нет?
    - Да нет. У него этакого революционного злорадства не видно. А отрицательный герой вообще один - это Стессель со своей генеральшей. Все остальные - герои. Непонятно только, как Порт-Артур сдали.
    - А ты как думаешь?
    - А хрен знает. Ты понимаешь, по сути это уже была мировая война. Нас с японцами поставили друг против друга. А исподтишка против нас - и Франция, и Англия, и Штаты... Ну, Турции сам Бог велел. А за нас - прикинь! - Германия. Девять лет прошло - и мы уже в общей своре с этими "союзниками" с немцами воевали. Как тебе расклад? Надо пропустить для проясненья.
    - Давай еще маленько подождем.
    - Пять минут - засекаю.
    - Про шимозу расскажи.
    - А что - шимоза? Конвенция ее запретила, страшная это штука, но японцы все равно применяли. Я так думаю, им ее всесильные тогда англичане подсунули, вместе с бездымным порохом.
    - А наши снаряды даже не взрывались, когда броню пробивали...
    - Это у легких крейсеров. Главной-то целью броненосцы были. Ни фига-с! Дрались на равных, разгрома не было, пусть не пи...дят.
    В каюту вошел связист в роли вестового.
    - Ну ты даешь! А мы уже заждались на третью.
    - Не нашел нигде. Завтра ему устрою... Цусиму...
    КИП-овец разлил на троих - чуть побольше.
    - Ну... за тех. Кто утоп, как говорится.
    Выпили, не чокаясь. Пытались перевести разговор на службу, на светские темы - не вышло. Все равно возвращались к Цусиме.
    - ...Что там не говори, а сам по себе переход с Балтики вокруг полмира - уже геройство. Считай, кругосветка - и все в тропиках, на угле, никаких тебе кондишенов, и до Цусимы дошли все. Все, понятно? А у нас с Камчатки вышло два новейших атомохода, а к Дохлаку мы одни доползли. И то - на грани фола, все ломается. Я бы за тех механиков врезал, вот мужики были!
    Пол-литра шила на мандариновых корках как не бывало - и ни в одном глазу.
    - Может, еще залезть в закрома Родины?
    - А есть?!
    - Да есть... надо только обеспечить перелив, сохраняя скрытность. Там же наверняка хоть кто-то да не спит.
    - Может, не стоит светиться? - засомневался комдив-два.
    - Стоит. Цусима - не хухры-мухры. - КИП-овец не сдавался. - Такое раз в жизни выпадает! А светиться я не буду. Принесу все в чемоданчике от документации. Я ж хитрый.
    - Опытный. - Все улыбнулись.
    - Когда подходим-то?
    - Да... часа через два. Нам тревогу объявят - проход узкости, - сказал надводник.
    - Ты - как?
    - Что - "как"? Нормально, как и все. Вроде, крепко развели, а не берет. Можно и еще...
    - Ну, все. Норматив - пятнадцать минут.
    - Прикрыть? - спросил комдив-два.
    - Не. Двоих быстрей расшифруют. - И КИП-овец ушел, сосредоточенный.
    Когда вернулся через пятнадцать минут, связист и комдив-два опять толковали про Цусиму.
    - ...ведь явно же не успевали! Шли "на убой".
    - А что, сдаваться надо было?! Даже сам факт выхода второй эскадры это уже шаг, и моральная поддержка для Порт-Артура! - связист рубил, как по писаному.
    "Ведь вот что с человеком делает шило животворящее!" - порадовался КИП-овец.
    - ...но факт произвел обратный эффект - японцы выложились из последних сил, чтобы взять Порт-Артур, и взяли. Эскадра на пять месяцев опоздала, и сухопутчикам они тоже дали гари.
    - А то, что отступали - фигня, это кутузовская тактика. К концу войны мы уже превосходили японцев. А во Владик уже первые лодки начали поступать!
    - Вот если бы не революция, завалили бы наши первые подводники японцев, - вмешался КИП-овец. - В норматив уложился, но заслушался вашими заумными разговорами. Лично я в детстве писал реферат - "Роль флота в русско-японской войне"...
    - А у меня там два прадеда воевали, - предвосхитил вопрос связист, один в Маньчжурии где-то, в полку Деникина, другой на "Рюрике".
    - Понятно. А в каких чинах?
    - В каких... В рядовых, конечно.
    - Ну... тогда за предков за наших, которые проливали, как говорится... Эх!.. ф-фу... хороша водичка...
    Говорили о русских артиллеристах, о непонятных интригах в Главном Артиллерийском Управлении, о том, почему снаряды пробивали броню, да не взрывались. Говорили о "загадочном гении Ленина", который всегда стоял за поражение России и рвал ее в клочья в угоду мировой революции. Маньчжурия и пол-Сахалина после первой революции. После второй - больше: Финляндия, Польша, Прибалтика, Бессарабия да половина Белоруссии и Украины...
    Вдруг корабль чуть накренило на правый борт. СДК начал левый поворот.
    - Ну, кажись, мне пора - подошли к Цусиме, - заторопился связист. И, будто в подтверждение его слов, экипажу СДК дали по боевой "Готовность номер один". Подводники тоже решили выйти наверх - подышать и посмотреть на ночной пролив.
    КИП-овец чуть поотстал в коридоре. Корабль снова резко изменил курс, теперь уже вправо.
    - Ео-о мое, иди сюда быстрее! Глянь, че деется-то! - заторопил комдив-два.
    Корабль входил в море огней. Впереди, слева и справа аж за горизонт уходили яркие пятна прожекторов. Множество миниатюрных японских шхун, не теряя напрасно время, чего-то сосредоточенно ловили, осветив воду. Зрелище было потрясающее. По правилам наш "мастодонт" должен был далеко обойти рыбаков, и он, как пьянчужка на церковной площади среди молчаливых богомолок в Великий Пост, стыдливо рыская и покачиваясь, побрел к выходу из пролива.
    - Жируют на нашей кровушке, - сказал комдив-два недобро.
    - Знаешь... сдается мне, что вся эта наша враждебность какая-то... искусственная, что ли. Будто нас держат и натравливают, чтобы еще одного Перл-Харбора не было. Японцы все ж поумнели после Цусимы - в сорок первом бросились на янкесов, а не на нас... А вот мы не удержались и кинулись добивать их, и себе прихватили японского...
    - Ну, ты! Что ж теперь, обратно отдавать? А кто наши транспорта втихаря топил? Скажешь, не топили? Родственнички - подводнички... А "Л-16"?
    - Ну, топили... А, - махнул рукой. - Слушай историю. Забирал контейнер на морвокзале, было у меня ноль-пять на всякий случай. Подхожу к какому-то приличному деду-работяге, прошу помочь контейнер найти. Пузырь показываю. Нашли махом, а потом - к нему в каптерку, где и приговорили, значит. Еще и пивком шлифанулись. Так вот он мне и рассказал, о чем Пикуль умолчал, хотя не мог не знать.
    - Про что?
    - А про американские пароходы под разгрузкой, про "студебеккеры" с тушенкой... С сорок третьего года половину ленд-лиза через Камчатку везли, американскими конвоями. Потом грузили на наши - и во Владивосток. А вот уже оттуда поездами на фронт. Говорит, будто америкосы и отстроили Петропавловск...
    - Да мало ли чего может наплести подвыпивший работяга!
    - Не скажи. Говорит, сопливым пацаном ходил подбирать консервы, которые из кузовов выпадали. Героизм не ахти, но риск был... И потом, Петропавловск, он как - до революции захолустье, ударных строек не наблюдалось, а тут бац! - триста пятьдесят тысяч город! Что, съел? Не, в добрые американские намерения я не верю. Нажились на этих войнах и опять наживаются, а нам еще долго икать. Столько народу положили!
    - Там еще осталось?
    - Там абсолютно все осталось.
    - Пошли уберем, еще вестовой припрется... - и, охватив взглядом еще раз море, залитое прожекторами от края и до края, подводники ушли в каюту.
    Утро было пасмурным, ветряным и холодным. В "тропичке" стало совсем неуютно. Дальше - больше. В десять ноль-ноль дали построение на баке на траурный митинг, форма одежды номер три, черная фуражка... Ни хрена себе! Народ полгода не одевал брюки и галстук, забыл про пуговицы и рукава, а потому растерянно заметался. Все же врожденные инстинкты северян сработали, и в полдесятого стройные, загорелые и не похожие на себя (стереотип подводника: бледный, бородатый и толстый), уже прогуливались по верхней палубе. Особых шуток и острот по поводу смены формы одежды не было. Витал еще, видно, над головами трагический дух Цусимы. Не до веселья. Хотя - как же мы да без казусов?
    Все проспал замполит - и Цусиму, и митинг. Как раз перед входом в пролив выколотил с последнего нерадивого офицера злополучный реферат и "притопил", уснул счастливым сном, верный слуга партии.
    А инициатива митинга принадлежала командиру СДК. Наш старпом (командир остался в Камрани расти на ЗКД - зам. командира дивизии) на утреннем построении порекомендовал секретарю парторганизации подготовить трех выступающих. Ну, понятно, от офицеров всегда есть человек, который не откажется - это он сам. Коммуниста-матроса тоже можно "построить" и написать ему текст. А вот мичман может и послать.
    Секретарь настойчиво забарабанил в дверь каюты зама.
    - Какой еще митинг, какая на хер Цусима?! Я ничего не планировал! Кто это там воду мутит? - слуга партии начал понемногу приходить в себя.
    - Командир СДК. Нас перед фактом поставил, велел трех выступающих выделить. Может, вы выступите? - безнадежно спросил секретарь.
    - Еще чего! Ты! Кого ты назначил выступающими?
    - Ну... я выступлю. Остальные отказываются - не готовы.
    - Что значит - "не готовы"? Сколько до начала?
    - Чуть больше полчаса...
    - Предостаточно! Так... кто там у нас скулил о переводе в военную приемку в Комсомольск? Из БЧ-5?
    - Мичман Барышев.
    - Вот и направь-ка его ко мне. Ну... и... а у матросов кто в отпуск первый кандидат?
    - Командир отделения электриков, аккумуляторщик, секретарь...
    - Во-во, и его тоже, если будет выпендриваться. Моряку поможешь, дашь пару тезисов из своего выступления. Повторение - мать учения. А мичман пусть сам выбирается. Смог же дорогу в "приемку" найти!
    Митинг начался вовремя. На правом борту выстроился экипаж подводников, на левом - свободная от вахты команда СДК. Примерно поровну, но сразу бросалось в глаза, что у подводников преобладали офицеры, а у надводников матросы. Командование и выступающие сосредоточились перед ходовой рубкой, а внизу перед башней сбилась кучка гражданского персонала и даже две женщины (та, что помоложе - уже безнадежно беременна) - возвращенцы из Камрани.
    Первым выступал командир СДК, капитан второго ранга. Говорил, в основном, о воинском долге, который с лихвой выполнила вторая эскадра, и выражал уверенность, что мы - нынешнее поколение моряков - выполним свой. Говорил толково, с чувством, но аплодисментов не последовало - не к месту они здесь.
    Затем слово взял их старпом, который переводил абстрактный долг в более конкретные задачи. Даже упрекнул расчет носовой башни за плохо покрашенный бак "перед входом в историческое место". Но и это было не смешно.
    Ветер с налета пытался сорвать непривычные и неудобные фуражки, солеными брызгами то и дело обдавала волна, и в смысл произносимого на баке никто особенно не вникал. В мозгу все настойчивее и требовательнее звучало:
   ...Не скажет ни камень, ни крест, где легли
    Во славу мы Русского Флага...
    В носоглотке что-то непривычно першило. Наверно, это пыталась пробить себе дорогу скупая мужская слеза...
    Из всех выступлений запомнился только крупный прокол мичмана Барышева: "...и вот, бездарное царское командование погнало советских моряков на убой к Цусиме, которыми командовали безграмотные реакционные офицеры..."
    - Вот гаденыш, - мелькнуло в голове, - фиг с ними, с "советскими", но ведь не упустил, сука, угрызнуть пусть не советских, но офицеров...
    Прокол заметили все, но никто даже глазом не моргнул. Не то место.
    Застопорили ход. К левому борту поднесли венки. По трансляции наконец-то грянул "Варяг". "Варяг", под который военные моряки неизменно шли парадом по Красной Площади, наш старый, добрый, до предела запетый и затоптанный "Варяг"... Но здесь уместен был только он. Он звучал по корабельной трансляции убедительней самой сильной симфонии "живьем" в самом звучащем концертном зале! Море чувств и эмоций. В горле запершило еще больше, защемило глаза. Кто пальцами, кто кончиком платочка полезли в уголки глаз. При опускании венков все встали на одно колено. Здесь руки стали ближе к глазам, да и голову можно чуть опустить...
    После минуты молчания встали, надели фуражки и разошлись. Вообще-то, минута растянулась до пяти, но и этого было мало. За эти мгновения в душе пронеслось столько мыслей и чувств, что говорить о чем-либо было неуместно не находилось и не хватало слов. Хотелось молчать и думать. Шло какое-то высшее общение на подсознательном, телепатическом уровне... Коллективное мышление?
    Но жизнь - суета сует! - продолжалась. Надо было идти дальше во Владивосток. Прозвучала команда, дали ход...
    А всеобщая минута молчания осталась позади, повиснув над скорбными волнами Цусимского пролива печальной мыслеформой чего-то уже свершившегося и непоправимого...

---