Про волка и снежную бабу
В некоем питерском театре работала
замечательная актриса. В молодости играла героинь, в возрасте - характерные
роли, а в старости ей достались комические старухи и халтура в новогодних
утренниках. Актриса, повторяю, была замечательная, и единственный ее недостаток
- «кололась» на сцене. Стоило ей показать палец, и начинался смех, остановить
который никто не в силах. И все бы ничего, но в старости наша актриса, как
только рассмеется, так тут же и описается (простите уж за интимную подробность).
В тот же театр на должность
помощника режиссера прислали отставного военного - человека ответственного и
волевого, который пытался как-нибудь эдак дисциплину наладить в творческом
коллективе и страдал безмерно, когда с трудом наведенный порядок вновь
превращался в хаос.
И вот, за пять минут до начала
новогоднего утренника выясняется вдруг, что Волк на спектакль не пришел. Может,
проспал, а может, в запой ударился. Что делать? Стали играть без хищника.
Дружат белочки с зайчиками,
хороводы водят, Снежную Бабу лепят (играет ее старушка-актриса). Подходит
время, когда пора появиться Волку. Вероятно, артисты нашли бы, как выкрутиться,
но помреж не вынес столь грубого нарушения дисциплины. Впопыхах он напялил на
себя волчий костюм и - впервые в жизни! - шагнул на подмостки.
«А вот я вас!» - сдавленным
голосом крикнул Волк, появляясь из-за кулис. И белочки с зайчиками застыли,
пытаясь удержать хохот. Потому что майор-отставник от волнения все перепутал и
надел шерстяные штаны так, что хвост - длинный, пушистый - болтается у него не
сзади, а спереди...
Что ж, в театре случалось и не
такое. И снова опытные актеры превозмогли бы себя, как-нибудь дотянув до финала
проклятый спектакль. Если б не звонкий мальчишеский голос с первого ряда:
«Смотрите, смотрите! Снежная Баба тает!..».
Актрису в царской
России не считали за человека
В тридцатые годы встреча артистов
Малого театра с трудящимися Москвы. Александра Александровна Яблочкина,
знаменитая актриса, видный общественный деятель, с пафосом вещает: «Тяжела была
доля актрисы в царской России. Ее не считали за человека, обижали подачками. На
бенефис бросали на сцену кошельки с деньгами, подносили разные жемчуга и
брильянты. Бывало так, что на содержание брали графы разные, князья...»
Сидящая рядом великая «старуха»
Евдокия Турчанинова дергает ее за подол: «Шурочка, что ты несешь!» Яблочкина,
спохватившись: «И рабочие, и крестьяне...»
«Здравствуйте, я композитор Кац!»
Никита Богословский в молодости
славился своими остроумными и весьма злыми розыгрышами. Как-то работали они в
провинции с композитором Сигизмундом Кацем так называемую «вертушку». Это когда
берутся в городе два Дома культуры, в одном первое отделение работает
Богословский, в другом - Кац, в антракте их на машинах перебрасывают навстречу
другу, и второе отделение работают «наоборот».
Такая схема позволяет за один вечер
каждому заработать за два концерта.
Однажды Богословский, за время
гастролей наизусть выучивший программу товарища, вышел на сцену и провозгласил:
«Здравствуйте, друзья! Я композитор Сигизмунд Кац. Вы знаете мои песни: «Сирень
цветет», «Шумел сурово Брянский лес»... Словом, все спел, все сыграл, все
кацевы шутки и репризы произнес, получил аплодисменты и уехал во второй Дом
культуры, где спокойненько начал свой концерт. Ну а здесь после антракта на
сцену вышел ничего не подозревающий Кац, сел за рояль и привычно начал:
«Здравствуйте, друзья! Я композитор Сигизмунд Кац. Вы знаете мои песни: «Сирень
цветет», «Шумел сурово Брянский лес»...
Реакцию зала представить не
трудно...
Бесстыдная балерина
Ираклий Андроников был
блистательным рассказчиком, а еще он замечательно показывал персонажей своих
баек, как говорится, «один в один».
Однажды он засиделся у знаменитой
балерины Ольги Лепешинской: и рассказывал, и показывал... А наутро Лепешинская
услышала, как одна ее соседка говорит другой: «Наша-то эта... из Большого
театра... совсем уж... То хоть по одному мужику принимала, а вчера - не
поверишь! - у ей мужиков шесть было, не меньше! Я всю ночь голоса слышала.
Потом гляжу: один вышел, а боле и нет никого. Остальные, видать, в окошко
выпрыгнули!»
Не гунди!
Рассказывает режиссер Борис
Львович:
- В свое время Ростроповича как
солиста Московской филармонии включили в бригаду по обслуживанию целинных и
залежных земель. Приезжают на полевой стан, народ на земле сидит, фортепьяно
нету. Ростропович разволновался: как же без аккомпанемента? Ян Френкель его
успокаивает: «Славочка, я тебе на аккордеоне подыграю, никто и не заметит». Вот
Ростропович играет на виолончели, Френкель аккомпанирует, как может. Вдруг
где-то в конце «зала» встает здоровенный целинник в робе и, перешагивая через
сидящих, движется к «сцене». Ростропович шепчет коллеге: «Янек, что-то мне лицо
его не нравится, играй побыстрее!»
Однако закончить не успели. Мужик
дошел до концертантов, положил на виолончель огромную ручищу и внушительным
басом сказал Ростроповичу: «Браток, не гунди, дай баян послушать!»
Без билета не положено!
У Театра Олега Табакова (который
поклонники любовно прозвали «Табакеркой») - толпа по случаю премьеры. Огромная
афиша кричит: «РЕДЬЯРД КИПЛИНГ!!! «МАУГЛИ»!!!» Народ ломится, милиция из последних
сил сдерживает.
Молодые актеры протаскивают на
спектакль драматурга Александра Володина, чьи «Две стрелы» они в эти дни
параллельно репетируют. Милиционер ни в какую их не пропускает: без билета не
положено!
«Да поймите, - убеждают ребята, -
это наш автор, мы его пьесу ставим». «Другой разговор! - сурово сказал
милиционер и взял под козырек. - Товарищ Киплинг, проходите!»
Заговорился
В спектакле Театра на Таганке
«Товарищ, верь!» по письмам Пушкина на сцене стоял возок с множеством окошек и
дверей, из которых появлялись актеры, игравшие поэта в разных ипостасях:
«Пушкиных» в спектакле было аж четыре.
Вот один из них, Рамзес Джабраилов,
открывает окошечко и вместо фразы «На крыльях вымысла носимый ум улетал за край
земли!» произносит: «На крыльях вынесла... мосиный... ун уметал... закрал...
ЗАКРЫЛ!» - и с досадой захлопнул окошко. Действие остановилось: на глазах
зрителей возок долго трясся от хохота сидевших внутри, а потом все дверцы разом
открылись, и «Пушкины» врассыпную бросились за кулисы - дохохатывать!
Об особенностях «Интернационала»
Когда во время телемоста
«Москва-Сиэтл» наша дама заявила: «В Советском Союзе секса нет», наш театр ПЛЮС
- Профессиональные Любители Юмора и Сатиры (правда, художественный руководитель
театра А. Арканов расшифровал аббревиатуру иначе: Подайте Лучшим Юмористам
Страны) - решил немедленно создать спектакль «Секс по-советски».
Арканов изрек: «Какая песня самая
сексуальная? «Интернационал». Начинается со слова: «вставай!» Дальше идет
пессимистический поворот: «никто не даст нам...» А конец оптимистический:
«Своею собственной рукой...»
Оно уже в «Красной»
Основная масса одесситов,
составлявших неповторимый менталитет «мамы», живет теперь на Брайтон-Бич и в
Тель-Авиве.
Но все-таки существует еще некая
одесская интонация и способность жителей легендарного города удивительно,
по-особому, строить фразу.
На «Юморине» Леонид Якубович и Ефим
Смолин жили в гостинице «Лондонская», другие - в «Красной». Как-то утром
Арканов спросил у горничной, уехал ли Якубович.
«Дядя Миша, - крикнула та
швейцару, - что, «рекламная пауза» съехала уже?» Съехала, тот отвечает. «А где
второй, Смолин?» - спрашивает Арканов. «А-а, оно себе уже переселяется в
«Красную»!»
Цирк в Мариинском
Балет Минкуса «Дон Кихот» уже бог
знает сколько времени благополучно идет на сцене питерского Мариинского театра.
И вся история данного балета на данной сцене распадается на два периода: период
«до» и период «после».
Период «до» характеризовался тем,
что Дон Кихот и Санчо Панса разъезжали по сцене соответственно на коне и на
осле. И конь и осел были живыми, настоящими, теплыми. Период «после» характеризуется
тем, что Дон Кихот и Санчо Панса шляются по сцене пешком. Не славные идальго, а
пилигримы какие-то. Куда подевались конь и осел? Сдохли? Сожраны хищниками?
Версии таинственного исчезновения
со сцены коня и осла плодились, как грибы после дождя. А в действительности
всему виной был душераздирающий случай, поделивший историю спектакля на «до» и
«после». Произошел он в 1980 олимпийском году. До того дня на каждое
представление «Дон Кихота» из цирка выписывались хорошо выдрессированные,
привыкшие к публике конь и осел. Но в тот злосчастный день конь заболел. И
администрация театра, совершенно не подумав о последствиях, арендовала коня из
какой-то конно-спортивной секции. Тоже хорошо вышколенное животное. Мда... Если
бы только не одно «но». Зверюга оказалась кобылой.
Это обнаружилось только тогда,
когда уже звучала увертюра. Что-либо менять было поздно. Вы когда-нибудь
пробовали в чем-либо убедить возжелавшего женской ласки осла? Легче научить
таракана танцевать еврейские танцы. В первом же совместном появлении на сцене
Дон Кихота и Санчо Пансы осел, почуяв свеженькую кобылку, безумно возбудился.
Издав истошный рев, он встал на дыбы, сбросив с себя Санчо. После этого из его
подбрюшья начало вылезать нечто неимоверное по своим размерам и очень
непристойное по своему внешнему виду. Осел начал забираться сзади на кобылу,
которая явно не возражала против того, чтобы произвести на свет мула. Дон
Кихот, почуяв атаку с тыла, проявил чудеса джигитовки и каким-то диким прыжком
слетел с седла. Санчо, спинным мозгом почувствовав, что сейчас произойдет,
начал тянуть осла за хвост. Но проклятый ишак не сдавался.
К этому моменту он уже находился в
нужном отверстии на теле кобылы и работал с интенсивностью отбойного молотка.
Откуда-то из зала раздался истошный женский визг. Кто-то проорал «Закройте
занавес!» Дирижер механически продолжал размахивать руками, не отрывая глаз от
творящегося на сцене безумия. Оркестранты развернули головы на 180 градусов и беззастенчиво
пялились на сцену. Музыка издала пару предсмертных тактов и тихо сдохла,
сменившись полоумным гоготом, доносившимся из оркестровой ямы. Пожарные начали
раскатывать по сцене рукава с целью образумить распоясавшегося осла с помощью
воды.
В общем, занавес закрыли только
минуты через две. В течение этих двух минут на сцене прославленного
Академического Театра имени Кирова наблюдалось следующее: ишак с победным ревом
долюбливает томно прикрывшую глаза кобылу. Санчо Панса тянет ишака за хвост, в
результате чего вся сцена смахивает на перетягивание каната. В углу сцены,
схватившись за голову и раскачиваясь из стороны в сторону, сидит на полу
совершенно обезумевший Дон Кихот. Пожарные, изнемогая от хохота, раскатывают
шланги, а из-за кулис доносится вопль режиссера «Скорее, сволочи! Скорее! Убью
всех!!!»
Из оркестровой ямы слышен уже даже
не смех, а какое-то бульканье. Дирижер, поддавшись всеобщему буйству,
приплясывает на своей подставке и откровенно болеет за осла.
Наконец занавес закрывается.
Половина зала возмущается, треть (в основном старые девы) лежат в обмороке,
остальные требуют открыть занавес, поскольку они, мол, заплатили деньги и имеют
право все это досмотреть.
Все. На этом все и закончилось. На
следующем представлении Дон Кихот и Санчо ходили пешком. Сколько голов полетело
после этого злосчастного дня - неизвестно, да и не важно.
Как говорил Ираклий Андроников -
«можно посылать соболезнования цирку. Их лучшее представление прошло в
Мариинском театре»...
Чуть кондратий не схватил
Эта история произошла в конце
семидесятых в Свердловском Государственном (тогда еще не Академическом) Театре
музыкальной комедии. Сами помните, что такое в те времена было обладать авто по
имени «Жигули». Это было нечто невероятное! Иметь их было счастьем, не
сравнимым ни с чем. И вот один из ведущих артистов Театра купил новенькие
«Жигули»! Как он за ними ухаживал! По величайшему блату он доставал дефицитнейшую
автокосметику, приезжая во двор театра, накрывал машину чехлом, сдувал пылинки,
каждому рассказывал о малейших хворях любимицы... И так этим всем надоел...
Жестокие артисты театрального
балета задумали ужасную шутку. Однажды теплым июльским днем Ведущий артист
въехал во двор Театра и вышел из машины. В этот момент его окликнули с верхнего
этажа театра.
Артист поднял голову и... увидел
летящий из окна на его машину кирпич!..
Дальнейшего не ожидал никто! Артист
мгновенно отследил траекторию полета кирпича, закрыл своим телом капот машины и
замер в ожидании страшного удара. Удар оказался не таким уж и страшным, потому
как кирпич оказался бутафорским - пенопластовым. Но отпаивать валерьянкой
Артиста пришлось долго.
Когда этот вопрос обсуждался на
собрании коллектива, директор Театра сказал шутникам: «Идиоты, а если бы его
кондратий на месте хватил, кто бы за него отвечал?» И ведь верно, кондратий в
этой ситуации был вполне вероятен...
Театральные нравы
Евгений Симонов, когда еще не был
ни главным режиссером театра, ни народным артистом, ни профессором, работал
молодым режиссером в Вахтанговском театре, который возглавлял его отец, Рубен
Симонов.
Как-то он решил пробежать с этажа
на этаж по задней театральной лестнице, которой обычно мало пользовались,
выскочил на площадку и остолбенел. У лестничных перил один из видных деятелей
театра и училища им. Щукина совершал любовный акт с молодой актрисой. Симонов
ойкнул, резко дал задний ход и побежал к другой лестнице. А через десять минут
наткнулся на пылкого любовника в фойе театра. Тот остановил его и сурово
сказал: «Женя, я делаю Вам замечание! Вы почему не поздоровались с педагогом?!»
Популярная фамилия
Жил и работал на свете один
известный дирижер по фамилии Хайкин. О его персоне ходит много баек - и вот
одна из них. Дело было давно. Решили его назначить главным дирижером Большого
театра. И вот вызывают его в высокую партийную инстанцию и заявляют, что так
мол и так, Большой театр - гордость нашей страны. И все бы хорошо, только вот
фамилия ваша не русская и не популярная – желательно бы исправить... На что
Хайкин ответил:
- Ну что же, если вы так считаете,
то давайте в моей фамилии вторую букву заменим на «у» - фамилия станет очень
русская, а главное, безусловно популярная...
Естественно, что в театр его так и
не взяли.
|