Что отличает военного от остальных
двуногих? Многое отличает! Но прежде всего, я думаю, - умение петь в любое
время и в любом месте. К примеру, двадцать четыре экипажа
наших подводных лодок могут в мирное время, в полном уме и свежем разуме, в
минус двадцать собраться на плацу, построиться в каре и морозными глотками
спеть Гимн Советского Союза. А в середине плаца будет стоять и
прислушиваться, хорошо ли поют, проверяющий из штаба базы, капитан первого
ранга. И прислушивается он потому, что это
зачетное происходит пение, то есть - пение на зачет. И проверяющий будет ходить вдоль
строя и останавливаться, и, по всем законам физики, чем ближе он подходит, тем
громче в том месте поют, и чем дальше - тем затухаистей. Для некоторых будет божьим
откровением, если я скажу, что подводники могут петь не только на плацу, но и в
воскресенье в казарме, построившись в колонну по четыре, обозначая шаг на
месте. Это дело у нас называется "мерлезонским балетом". - На мес-те... ша-го-м... марш! И пошли. Раз-два-три...
Раз-два-три... Раз-два-три... - Идти не в ногу...
Конечно, не в ногу. А то потолок
рухнет. Обязательно рухнет. Это же наш потолок, в нашей казарме...
всенепременнейше рухнет... Раэ-два-три... Раз-два-три... Так мы всегда к строевому смотру
готовимся: к смотру с песней; маршируем на месте и песню орем. Отрабатываемся. Спрашиваем только: - Офицеры спереди? Нам говорят: - Спереди, спереди, становитесь. Становимся спереди и начинаем выть:
- Мы службу отслужим, пойдем по
домам... - Отставить петь! Петь только по
команде! Раз-два-три... Правофланговым у нас рыжий штурман.
Он у нас ротный запевала. Он прослужил на флоте больше, чем я прожил, уцелел
каким-то чудом, и на этом основании петь любил. Как он поет, это надо видеть. Я
видел: лицо горит, - на нем, на лице, полно всякой мимики; эта мимика
устремляется вверх и, дойдя до какой-то эпической точки, возвращается вниз -
ать-два, ать-два! Глотка луженая, в ней - тридцать два зуба, из которых только
тринадцать - своих. - За-пе-ва-й! - подается команда, и
тут штурман как гаркнет:
- И тогда! Вода нам как земля! А мы подхватываем: - И тогда... нам экипаж семья... И
тогда любой из нас не против... Хоть всю жизнь... служить в военном флоте... Песню для смотра мы готовим не
одну, а две. В те времена недалекие песни пелись флотом задорные и
удивительные. Вот послушайте, что мы пели в полном уме и свежем разуме: - Если решатся враги на войну... Мы
им устроим прогулку по дну... Северный флот... Северный флот... Северный
флот... не подведет... И еще раз... - Северный флот... плюнь ему в рот,
Северный флот... не подведет... Ну, конечно, "плюнь ему в
рот" - это наша отсебятина, но насчет всего остального - это, извините, к
автору. Правда, положа руку на сердце, надо
сказать, что нам, на нашем экипаже, еще хорошо живется. Грех жаловаться. Мы
хоть и в воскресенье уродуемся, но все же все это происходит до обеда, и нас
действительно домой отпускают, если мы поем прилично, а вот за стенкой у нас
живет экипаж Чеботарева - "бешеного Чеботаря", вот там - да-а! Там -
кино. Финиш! Перед каждым смотром, каждое воскресенье, они, независимо от
качества пения, поют с утра и до 23-х часов. В 23.00 - доклад, и в 23.30 - по
домам! А дома у них в соседней губе. Туда пешком
бежать - часа четыре. А в 8 часов утра, будьте любезны, - опять в ствол. Вот
где песня была! Вот где жизнь! И койки у нас за стенкой дрожали и с места
трогались, когда через переборку звенело: - Северный флот... Северный флот...
Северный флот... не подведет...