Офицер свихнуться не может. Он
просто не должен свихнуться. По идее - не должен. Бывают, правда, отдельные
случаи. Помню, был такой офицер, который на эсминце "Грозный"
исполнял, кроме трех должностей
одновременно, еще и должность помощника командира. Его год не спускали на берег.
Сначала он просился, как собака под дверью: все ходил, скулил все, а потом
затих в углу и сошел с ума. Его сняли с борта, поместили в
госпиталь, потом еще куда-то, а потом уволили по-тихому в запас. Говорят, когда он шел с корабля, он
смеялся, как ребенок. Бывает, конечно, у нас такое, но чаще всего офицер, если
окружающим что-то начинает казаться, все же дурочку валяет - это ему в запас
уйти хочется, офицеру, вот он и лепит горбатого. Раньше в запас уйти сложно было;
раньше нужно было или пить беспробудно, или, как уже говорилось, лепить
горбатого. Но лепить горбатого можно только
тогда, когда у тебя способности есть, когда талант имеется и в придачу,
соответствующая физиономия, когда есть склонность к импровизации, к театру есть
склонность или там - к пантомиме... Был у нас такой орел. Когда в
магазине появились детские бабочки на колесиках, он купил одну на пробу.
Бабочка приводилась в действие
прикрепленной к ней палочкой: нужно было идти и катить перед собой бабочку,
держась за палочку; бабочка при этом махала крыльями. Он водил ее на службу. Каждый день.
На службу и со службы. Долго водил: бабочка весело бежала рядом. С того момента, как он бабочку
водить стал, он онемел: все время молчал и улыбался. С ним пытались говорить,
беседовать, его проверяли: таскали по врачам. А он всюду ходил с бабочкой:
открывалась дверь, и к врачу сначала впархивала бабочка, а потом уже он. И к командиру дивизии он пошел с
бабочкой, и к командующему... Врачи пожимали плечами и говорили,
что он здоров... хотя... - Ну-ка, посмотрите вот сюда...
нет... все вроде... до носа дотроньтесь... Врачи пожимали плечами и не давали
ему годности. Скоро его уволили в запас. На пенсию ему хватило. До вагона его
провожал заместитель командира по политической части: случай был исключительно
тяжелый. Зам даже помог донести кое-что из вещей. Верная бабочка бежала рядом, порхая
под ногами прохожих и уворачиваясь от чемоданов. Перед вагоном она взмахнула
крыльями в последний раз: он вошел в вагон, а ее, неразлучную, оставил на перроне.
Зам увидел и вспотел. - Вадим Сергеич! - закричал зам,
подхватив бабочку: как бы там в вагоне без бабочки что-нибудь не случилось;
выбросится еще на ходу - не отпишешься потом. - Вадим Сергеич! - зам даже
задохнулся. - Бабочку... бабочку забыли... - суетился зам, пытаясь найти дверь
вагона и в нее попасть. - Не надо, - услышал он голос
свыше, поднял голову и увидел его, спокойного, в окне, - не надо, - он смотрел
на зама чудесными глазами, - оставь ее себе, дорогой, я поводил, теперь ты
поводи, теперь твоя очередь... - с тем и уехал, а зам с тем и остался. Или, вернее, с той: с бабочкой...
