Когда у
нас появляется новый
командующий, жизнь наша
сразу же усугубляется. Именно
для этого усугубления и меняются командующие. А
как она усугубляется? А
очень просто. Например, в городок теперь в рабочее время не попадешь: граница
на запоре, из зоны тебя не выпустят, а чтоб выпустили, должен быть специальный вкладыш
в пропуске, который придумал новый командующий
для поднятия нашего настроения. И
в отпуск в очередной так просто
не улизнешь, потому что на отпускном билете кроме подписи и печати командира должен быть маленький
штампик бюро пропусков.
Вас надо взять за
ноги и шлепнуть об асфальт! И
чтоб череп треснул! И чтоб все вытекло!
А потом я бы лично
опустился на карачки и замесил ваши мозги в луже! Вместе с
головастиками! Военные разговоры перед
строем
Корабельный
изолятор. Здесь царствует огромный как
скала наш подводный корабельный врач
майор Демидов. Обычно его можно найти на
кушетке, где он возлежит под звуки
ужасающего храпа. Просыпается он
только для того, чтоб кого-нибудь из нас излечить. Излечивает он так:
-
Возь-ми там... от живота... белые тоблетки.
Те, что долго толкаются на флоте,
знают всех. Как собаки с одного района - подбежал, понюхал за ножкой - свой! Если вам не надо объяснять, почему
на флоте нет больных, а есть только живые и мертвые, значит, вы должны знать
Мишу Зверева, старшего помощника начальника штаба дивизии атомоходов, капитана
второго ранга. Когда он получил своего
"кап-два", он шлялся по пирсу пьяненький и орал в три часа ночи, весь
в розовом закате, нижним слоям атмосферы: - Звезда! Нашла! Своего! Героя!
- Где этот моральный урод?! Слышите? Это меня старпом ищет.
Сейчас он меня найдет и заорет: - Куда вы суетесь со своим
ампутированным мозгом!? А теперь разрешите представиться:
подводник флота Ее Величества России, начальник химической службы атомной подводной
лодки, или, проще, - химик. Одиннадцать лет Северный флот качал меня в своих
ладонях и докачал до капитана третьего ранга.
Службу на флоте нельзя воспринимать
всерьез, иначе спятишь. И начальника нельзя воспринимать всерьез. И орет он на
тебя не потому, что орет, а потому что начальник - ему по штату положено. Не
может он по-другому. Он орет, а ты стоишь и думаешь:
- Не дают... тащ...
капитан-лейтенант! - Чего не дают? - Огнестойкой резины на двухходовые
клапана. - Как это? - Так. Нету у них. - Да вы чего? Как это нету? Нам же
в море идти! Да вы никогда ничего не можете достать! Все должен делать я сам!
Где заявка? Дай сюда.
Офицера можно лишить очередного
воинского звания или должности, или обещанной награды, чтоб он лучше служил.
Или можно не лишать его этого звания, а просто задержать его на время, на
какой-то срок - лучше на неопределенный, - чтоб он все время чувствовал.
Ночь. Забор. Вы когда-нибудь сидели
ночью на заборе? Нет, вы никогда не сидели ночью на заборе, и вам не узнать, не
почувствовать, как хочется по ночам жить, когда рядом в кустах шуршит, стучит,
стрекочет сверчок, цикада или кто-то еще. У ночи густой, пряный запах, звезды
смотрят на вас с высоты, и луна выглядывает из облаков только для того, чтоб
облить волшебным светом всю природу; и того, на заборе, - волшебным светом. А
вдоль забора трава в пояс, вся в огоньках и искрах, и огромные копны
перекати-поля, колючие, как зараза.
- Почему зад зашит?! Я обернулся и увидел нашего
коменданта. Он смотрел на меня. - Почему у вас зашит зад?! А-а... это он про шинель. Шинель у
меня новая, а складку на спине я еще не распорол. Это он про складку.